Malmo

В билете указано время прибытия 6.20 и приписка «вы можете оставаться в купе до 6.45». так в маркетинговых целях шведские железные дороги преподносят возможность вздремнуть лишнюю четверть часа. Сложный для выговора мальмё – третий по величине город страны через пролив от дании и ее владение до середины семнадцатого столетия, о чем несложно догадаться по строгости старинных зданий и сдержанным куполам, крашеным в зеленое – в моей поездке занимал время до самого вечера. Около двадцати принципиальных “must see” – что-то окинуть взглядом, где-то задержаться на час. Недавно самым наглым образом был обвинен в выпендреже и показушности за желание поехать в бильбао, цюрих и рейкъявик, мальмё в ту же корзину – парирую тем, что всегда есть четкая логика в моем маршруте, а первое «за» - сахарное здание «вращающийся торс» сантьяго калатравы – пятидесятичетырехэтажное белоснежное и жилое в новом районе города, если стоять у самого первого уровня, при взгляде вверх покажется, что тебя самого закручивает, любые ухищрения попасть на смотровую площадку были мимо – если камеру у входа я прошел как барьер, то найти в фойе лифт не смог и был застигнут консьержем, который слово-в-слово повторил то, что уже знал – здание полностью жилое (и никаких тебе ресторанов и отелей для избранных, как сделали бы у нас), не предназначено для посещения посторонними. Рядом – восточная гавань в стиле модерн, группы домов легкой конструкции – бетонный каркас, крытый белой краской и стекло с деревом, между зданиями прорезаны каналы и искуственные озерца. Район оставляет четкое ощущение уюта в стиле модерн, не последнюю роль играет близость к открытой воде ёресунна. Еще более четким «за» посещение мальмё была местная копакабана – пляж риберсборг с пятью уходящими в пролив пирсами. Песок не так бел, а берег пустынен, зажигательные танцы в него не впишутся, но с бродящим заспанным кемпером он был в похожем настроении. На камнях расселись чайки, я ушел к концу пирса и снял штиблеты с носками, чтобы поболтать ступнями в прозрачной воде. Часам к восьми по деревянным доскам покатился велосипед с дедом в халате, он поздоровался со мной, выбрал ступеньки к воде метрах в двадцати от меня, оставил всю одежду на пирсе и спустился в воду. Минутами десятью позже процедуру повторил спортивного сложения мужичонка лет тридцати пяти, подошедшая пара в возрасте не стала эпатировать – плавали уже в купальном костюме, как я понял – наряду с пробежкой – достаточно обыденный моцион для многих в мальмё. Мекка туристов - мальмехус, почти одинокий утром, простоявший сотню лет с XVI столетия, сожженный, заново отстроенный, служивший и укреплением, и тюрьмой, а теперь – музеем. Выставка, посвященная проблеме апартеида не привлекла, но свежо воспринял шутку с лавкой во дворе замка с надписью «Europeans only». На уловку попалась женщина лет пятидесяти, прицокивая языком, сетовала – «как непорядочно», я слышал, как она говорила с мужем по-испански, но сами они оказались их чили, пришлось успокоить, что это всего лишь шутка. Их, кстати, видел еще на вокзале, когда в камеру хранения запихивал сумку (за хранение до суток надо заплатить монетами SEK30, если сумка пролежит дольше – на табло будет указана доплата, необходимая для открытия ячейки). Вернемся к аргументам – мальмё – город парков, из крупнейших - кунгспаркен и слоттспаркен, где пригревшись на лавке, чуть не уснул, и масштабный пильдаммспаркен, где зелень стоит стеной, а кусты высотой в десять метров четко выстрижены. В зарослях моложежь играет в подобие лапты, почти не верится в такие игры в этом неспокойном вибрирующем возрасте. Думаю, одной из простейших профессий в швеции есть парикмахер – повсеместно на голове югендов гнездо, извиняющаяся прическа, к которой полагается эмоционально открытое лицо бестолочи, прогуливающей университет – как ни стриги, а все одно чудно будет и никто не обвинит в кривой челке. Как несложно угадать – и здесь есть свой гамла стан и дроттнинггатан (к зиме в этом районе откроется музей современного искусства Роозеум), только площади скромнее, в узких улицах за столиками завтракают посетители. Не выспавшись за ночь, к обеду стал капризничать – маленькие торьеты казались переполненными людьми (индийский ресторан на лилла торьй – это слишком, но если стереть ластиком всех людей – увидишь по периметру низкие двухэтажные разноцветные домики), в воздухе завис зной, Stortorget городским советом напоминала уже виденные на картинках части амстердама и брюсселя. Желая перекусить, я всерьез обдумывал меню, а закончилось мягким мороженым с разноцветной посыпкой на лавке главной площади сторторьет. И пока я подъедал его со всех сторон, не обращая на прохожих внимания, готовился к чему-то человек неуверенными движениями. Он снял туфли и поставил носками к себе с осторожность ребенка, который ожидает в своих башмачках утром найти рождественский подарок, судорожно отрегулировал громкость в динамиках - и представление началось. Магнитофон взвыл мотивом детской мелодии, подобной наивному танцу маленьких гусят, кажется, а человек делал отчаянные попытки двигаться в такт, за ней последовал дивный хит семидесятых с изображением игры на невидимых клавишных и аккордов на гитаре. Диагностировать отклонения в психике этого человека не составляло труда, интереснее было наблюдать за реакцией публики – лавочки на площади, словно специально, были расставлены амфитеатром перед болезным – кто-то бурно без издевки апплодировал (может быть, потакание состоянию и было нормальной реакцией), некоторые бросали монеты, кто-то недоуменно оглядывался – скажу правду, мужчина вызывал отвращение, какое могут создать разве что герои кинофильмов киры муратовой – сценариста-мизантропа, потому что отрешенное сумасшествие не так бросается в глаза, как липкое судорожное состояние ущербности. После пятой песни представление пошло по кругу, а в улочку направо от площади «уходил» оркестр бронзовых фигур, открывая пешеходную зону с чередой магазинов, подобной стокгольмской, в квартале налево от городского собрания – произведение балтийской кирпичной готики – собор святого петра, самое старое строение мальмё, относящееся к раннему XIV веку. Средневековую роспись отыскали только в XX столетии, она контрастирует с белыми классическими сводами, кирка смотрится непередаваемо в светлое время дня и солнечную погоду, подчеркнутая деревянными элементами с позолотой. Большая часть соборов в швеции – барочные и помпезные, а этот строг, четок, в нем находит спокойствие без малейшей грусти; сидя на лавке с поролоновыми подушечками, уставишься в одну точку и думаешь – не о высоких материях, мысли плавно текут, тишина оборачивает тебя одеялом. На пешеходном маршруте с острова старого города на регементсгатан на широких ступеньках, спускающихся плитами к воде – пара кошек из бронзы: свернувшаяся клубком и поджавшая под себя лапы; фотографируя их, кажется, смутил двух японок. А направо вдоль по улице на углу слоттспаркена – стеклянный куб библиотеки. В уютных креслах можно прочитать всячину на любой лад – от томов по заковыристым опытам зоологов или чего похлеще до последнего выпуска vogue homme, где плотность текста на пиксель глянцевых тел как в сибири человек на версту тайги. Как и в случае королевской в копенгагене – здешняя объединяет старое здание со стандартной высотой потолков с обилием пространства нового корпуса, который без книг напоминал бы обычную автобусную остановку с колоннами в тридцать метров, поддерживающими козырек – в концепции опять же несимметричное заполнение стеллажами объема, тепло создается за счет зелени, видимой через прозрачные стены из стекла, и древесного цвета ламинатного покрытия основного этажа. В слоттспаркене, где нильс застыл в бронзе с гусями, и южном пильдаммспаркене в водоемах крутится утка, подумает-посмотрит и на взлет, старается, шустро машет крыльями и, отрываясь от воды, задевает еще несколько раз ее лапами. Лебеди в параллели с самолетами – более основательные судна, разгон идет без суемы, неторопливым, но очень мощным и сосредоточенным, напоминая старт крупных лайнеров. Южнее центрального района все чаще встречаются смуглые арабские лица некоренного населения и дома в духе социалистического прошлого без излишеств. Мальмё может похвастаться собственным кунстхалле – форматом галереи, местом представлений, многие авторские задумки не тронули в идущей выставке, разве что умилила рисованная чернилами картинка «писающая девочка», где главное лицо не заметило присутствия в кустах другого противоположного пола, и афиша выступления группы sonic youth (в один день с местной «нэп») в ленинградском дворце молодежи с двумя концертами (жаль, непонятно, которого года объявление), на которой для непонятливых четко написали «соник юф». В прилегающих районах мама в хиджабе ведет дочь с друзьями в культурный центр в здании бывшей шоколадной фабрики мазетти, сладости из какао-бобов теперь делают вручную за углом в частной, открытой в 1888 году, размером в ресторанную кухню – еще один аргумент «за» поездку в этот город. В нем как-то не воспринимается всерьех пятизвездный хилтон, потому что ничто по роскоши не сравнить с «вращающимся торсом», главная площадь слишком игрушечная, а в переулках запросто перекусывают на столиках без скатертей – удовольствие, характерное более для не таких чинных стран, но все это только вывески – в шаге от роскоши – малайские кафе, китайские закусочные, кубинские авто, которые только в нашем представлении с острова свободы, а так – старые американские лимузины 50х годов. При всех исходных размеренности, четкости линий и сдержанности скандинавские города продолжают разъедать попытки других наций найти сытый угол на планете, приходится мириться с тем, что в благополучном доме с приветливыми хозяевами в опеределенный момент появится гость, которого никто не ждет, но гнать взашей уже поздно. Пересекать ёресунд собирался засветло – ночью не понять в туннеле ты или на мосту, потому уже в семь вечера уставший, смакуя фото на экране камеры, катился на поезде в столицу Дании.