Sunday, May 31, 2009
UK. Day-3
Читаю справочник ташеновский по дизайнерам одежды с их краткими профайлами, удивило, что: diesel итальянская марка, хотя по стилю они мне казались не ближе, чем американцами; comme des garcons полностью творение японки; а в agent provocateur – сын вивьен вествуд. День третий – планов громадье, сначала необходимо было собрать шмотье и выехать из номера. Завтракал я очень, слишком долго. позволил себе не торопиться, послушал за соседним столом скандинавскую речь крупных светловолосых женщин (скорее всего шведки или датчанки, непохоже на финнов или норвежцев), завтрак в девять, а это одиннадцать в киеве – удачное время для моего желудка, можно часов на семь забыть о еде. На регистрации с меня пытались содрать 15 фунтов за то, что я хотел до вечера оставить сумку – я скорчил недовольное лицо и сказал, что нигде это написано не было, меня не предупреждали и вообще я мог бы предпочесть другой отель. Стало понятно, что моя сумка останется до вечера – девушка вышла из ситуации с достоинством – открыла кассу и сказала, что с двадцати фунтов у нее не будет сдачи. В десять вечера с автостанции у вокзала виктории отправлялся национальный экспресс по рейсу 591, до этого я планировал отправиться к собору – стоило выбрать одну из высоких точек, чтобы сфотографировать лондон. Плелся я по оксфорд стрит – это почти как идти в час-пик в метро – раздражает неторопливость лениво перемещающихся от магазина к магазину. Промежуточным пунктом на пути в сити был британский музей – мощная викторианская глыба, покрытая сетчатой веерной крышей норманом фостером, получилась интересная фотография с внутреннего двора – мойщики крыши стояли на крепком стекле – их стопы отлично видны, а тела – как в тумане. Музей собрал в себя все, что правдами и неправдами империя могла вывезти из своих колоний. Большая часть экспонатов расположена на двух уровнях, но с различными галереями в музее их семь. Более всего интересовал иран, европа, в итоге удивили галереи о деньгах и часах (очень тонко и умно), барельефы акрополя. Проторчал часа четыре на различных уровнях. Из поразившего – к большинству скульптур можно прикасаться, нет запрета на фото, в некоторых залах сотрудники музея дают возможность покрутить пальцами настоящие древние монеты, некоторые сотрудники, когда им скучно, напевают себе под нос. В музее много непосредственных детей – действительно лучший способ проводить уроки – они носятся группами в одинакового цвета свитерах с листками-тестами по теме, иногда прикладывая их к стендам (в нашей вотчине за такое бы отчитали). Один мальчишка упал, ему принесли пакет со льдом, при этом с ним мило поговорили о том, чего же он хорошего успел увидеть в музее до падения. Мумии, нефритовые статуэтки, китаи и индия. Если прочитать все названия, голова просто отключится. Подивила каменная баба пятитысячелетняя – один из древнейших экспонатов, на ней как нельзя отчетливо обозначены нос, две груди и половые губы, доказывая то, для чего были нужны женщины тогда, для чего они нужны сегодня. Никакого намека на глазные впадины или губы. Я был ошарашен астролябиями, я ни бельмеса в астрономии, потому удивлюясь, как такие сложные механизмы создавались. Вообще, понимаешь смысл и суть некоторых вещей тогда, когда переходишь от восприятия предмета к восприятию действия. Допустим слон в маленькой комнате вряд ли кого-то удивит, но когда представляешь, как его впихивали – становится понятно, что стоило постараться. Аналогично со всем современным искусством, которое, по уровню тонкости может быть - совершенная чушь, но по тому, как оно производилось – работа и труд. Время тянулось к шести, ноги подсказывали, что к собору павла я доберусь только к утру, потому – погода солнечная – рискнул через блумсберри пробраться на южный берег – и оттуда к колесу. Через мост торопятся закончившие в пять часов рабочий день клерки, ветер, галстуки развеваются, мужчины о чем-то увлеченно разговаривают. Наверное, в этот момент что-то щелкнуло в моей голове, я совсем размяк - меня стал умилять свет солнца – легкий и вечерний, интересовали идущие люди, такое ощущение бывает, когда цепляешься за эмоции. У колеса ждать пришлось совсем недолго, билет достался минут за десять и семнадцать фунтов, эллипсовидные кабины монотонно идут по кругу (если не ошибаюсь – наивысшая точка 430 футов), потрясающая работа у персонала – вывести людей из закончившей круг кабины, зайти втроем – с металлоискателем и собрать мусор, завести новую группу. Мне кажется, эти люди и во сне делают то же самое, как всегда перед сессией студент во сне пишет экзамен. Я не боюсь высоты, думаю, этот аттракцион будет невероятным для тех, кто в десяти метрах над землей начинает неметь. Для удовольствия мне не хватило открытой площадки на самой высшей точке – капсулы закрываются, ты в безопасности, но нет возможности высунуть руки над пустотой и представить, как из пальцев выскальзывает что-то и отвесно стремится к темзе – такое чувство я испытывал в вене на донаутурм, его сложно описать, но напоминает возбуждение. Не такое возбуждение, как сейчас – понятное, относительно контролируемое при виде сексуального партнера, а такое, как испытываешь его в том возрасте, когда не знаешь, куда его употребить. Думаю, второй раз я не стал бы кататься, но первый того стоит. Иногда меня удивляют совпадения – иду по британскому музею, скульптура собаки, понимаю, что видел ее уже – молосская собака, точь-в-точь как в ватиканском музее – мощная грудная клетка, четкие жилистые лапы и закинутая голова с открытой пастью – их использовали в сражениях в дремнем риме. Иное совпадение – сталкиваться глазами с людьми, которые, как и ты, путешествуют сами, получают удовольствие от уединения, знают как порадовать себя покупкой, на время готовые составить компанию подобному же человеку и без напряжения разбежаться. Одно дело – пересечься взглядом один раз, другое дело – несколько раз на разных этажах музея... Об италии и легкой жизни в этот день мне напомнил человек с пакетом vilebrequin, мужчины, покупающие себе такой подарок, знают толк и в еде, и в уединении. Бренд происходит из сан-тропе (меня там ждут, я знаю), смутило его название, обозначающее «поршень» или «коленчатый вал», но никакой фаллической подоплеки нет, ларчик просто открывался – создатель был автолюбителем, но исхитрился придумать продукт для умеющих баловать себя мужчин – краска наносится до 12 раз, совершенно безвредна, плавки быстро сохнут, на ощупь напоминают хлопок, но материал им, по сути, не является, принты такие, что жизнь удалась. К семи часам закончив катание на колесе – старым маршрутом мимо парламента и вестминстерского аббатства (удивило количество полисменов в неоново-желтых жилетах, причина – активисты какого-то дивжения выкрикивали в мегафоны «свобода шри-ланке», казалось – полисменов было вдвое больше демонстрантов), закатными улочками через сант-джеймс парк – какое все милое, но представляли бы вы, как болели мои ноги от бесконечного хождения. Когда я добрел до арки веллингтона перед гайд-парком, мой завод почти кончился, я стал высматривать номера автобусов до виктории, прошел мимо благополучного дорчестера, в соседнем отеле собиралась публика в вечерних сдержанных нарядах (в этом случае удивляет, что каждые 2 минуты перед этой публикой проносятся красные автобусы, закон другой – у нас достаток требует высоких стен, подчеркнутого ограждения себя от плебса, задранных носов и надменного тона). Купив в сейнсбери перекусить, схватил сумку и отправился на вокзал, понимая, что начинаю ходить кругами, схватил за руках шоколадного цвета полисмена и попросил отвести на вокзал – человек чинно и благородно помог, разбежались на пожелании спокойного дежурства. Что в британии радует – даже на автобусной станции у них есть гейты, все понятно; что напрягает – обилие индусов с беспардонными орущими детьми. К десяти вечера, испытывая дикую жажду по уединению, я реально становился агрессивным, когда дети цапали сумку с моими продуктами, а их папаша неспокойно сидел на общем сидении, импульсивно разговаривая по телефону. В такой момент во мне боролись матерные фразы негодования с догмой «йопт, британское общество толерантно». В этом случае я сдержался, но иногда толерантность без должной ассимиляции с другой стороны приводит к бардаку, сожженым автомобилям, как это было во франции, когда всю эту безграмотную беспредельную дрянь можно вымести было обратно в африку. В автобусе рядом со мной примостился какой-то шкет, потому протянуть ноги было сложно – именно поэтому поездка была невыносимой, все остальное в норме. Утром я проснулся за 15 минут до прибытия – вокруг совсем иные ландшафты, холмистая местность и какая-то совсем иная приветливость.









Friday, May 29, 2009
Brighton. Day-2
Только подумал, наверное, это мое, характерное – песня в исполнении армстронга «beautiful world». С утра. А в чистом небе – три следа от самолетов, в центре лондона сложно не слышать самолетов, аккуратно снижающихся к хитроу. После предупреждения, что спешу на поезд, и тысячи объяснений, что завтрак на подходе – получаю сытный английский стандартный набор, нет, овсянки в нем нет. Прогулка через тихий еще с бегунами гайд-парк и я в экспрессе, за 95 минут – в брайтоне, признанном курорте, с набережной и пирсом, который в стольких фильмах был символом неизбывной грусти и тоски. От вокзала кварталами город спускается к проливу. На пути к галечному пляжу – трехэтажные домишки с облезлой краской, а где-то на уровне второго этажа в перспективе – полоса, разделяющая небо и воду, а ноги несут все быстрее. Боюсь, но из любимых городов разве что рим вдалеке от большой воды. Молодежь неосмотрительно валяется на гальке, некоторые на расстоянии двадцати сантиметров друг от друга – в состоянии интима на уровне взгляда. Понемногу открываются лавки на набережной с мелочью, тут же четырех-пятилетняя девочка, прыгающая без страха на батуте, кто-то потерял кошелек, чайки вокруг – ходят, парят, гадят, смеются. Кстати – чайки и их поведение удивительная модель нашего общества, с агрессией, поклевыванием, растопыренными крыльями. Сырой пейзаж, как нечесанная заспанная девка, преобразится после выхода солнца из-за тучи. Передо мной – точка притяжения – деревянный скелет нового белого брайтонского пирса. Старый королевский пострадал от пожара лет пять тому назад и теперь напоминает о себе ржавым остовом, торчащим из воды. В щели между деревянными балками видна вода, а вокруг разносится аромат вафель и масла, на котором жарят картошку с рыбой, конфетные лавки, морожение. Стандартное гастрономическое развлечение перед парком аттракционов. Чувствуется сильный ветер с моря, смельчаки забираются на центрифуги и «бустер» - аттракцион с кабинами, которые вращаются в вертикальной плоскости по кругу радиуса метров шестидесяти. Долго решался – а стоит ли – но не был уверен в вестибюлярном аппарате, хотелось экстрима, но риск заблевать плащ показался неоправданным. Отличный городок, напротив ожидаемому щемлению испытывал подъем, бормотал что-то под нос, иногда завидовал парам, валюящимся на пляже. В детстве несколько раз был на море, город, в котором мы всегда отдыхали – мне запомнился какой-то послеполуденной расслабленностью, ароматом деревьев, цикадами, острым соусом и мясом птицы. По этой шкале могу только сравнивать все остальные курорты. Брайтон удивляет тем, что сохраняет британскую сдержанность, но при этом совершенно вальяжный, сложно представить в нем рабочий день. Положительным примером ассимиляции нахожу супермаркет Taj на пути в Hove (брайтон и хов – как два округа парижа, хотя считаются разными городами, как дорсодуро и санта-кроче в венеции), на лотках – рай для любителя фруктов: спелый манго, какой-то фрукт страсти, апельсины шесть штук на фунт, не счесть приправ острых и столько видов риса и круп, зелени, что глаза врозь. Я просто брел на пару кварталов от набережной и добрался до хова, белые домики с беззащитными окнами. Вернулся к набережной – грамотно – и площадка для детей, и песок для пляжного вальяжного волейбола, и асфальтная баскетбольная площадка для крепеньких чернокожих ребят без маек, у каждой – толпы зевак, жующих сандвичи и прочую на скорую руку приготовленную ерунду. Апогей – лавочки, есть и свободные, не оккупированные влюбленными и просто парами, а всем на зависть – задрать ноги на парапет, обернуться плащом и жевать булку с малиной из grigg’s, а твои ступни пятками в море, а пальцами уже в небе, а слева от них – чудак с металлоискателем, а под ними – два молодых человека, улегшихся на склон, бросающих друг другу какие-то слова, ритмично швыряющие галечные камни в какую-то цель, нельзя сказать, что в этом не было азарта. Я просидел в таком состоянии порядка часа, от безделья начав фотографировать этих ребят. Мне редко приходит в голову сидеть на пляже и бросать камешки, иногда это занятие дурацки романтическое, но мы этим так редко занимаемся.








Странно, что из жизни других людей мы выхватываем некоторые поступки и дела, можем позавидовать – вот, мол, непосредственность и пофигизм, но почему-то это не идет нам, не идет по стилю, или не идет в руки. Часам к семи вечера, стал я приближаться в пирсу вновь – теперь солнце было с другой стороны. Замечательно фотографировать – кто-то в осенних туфлях и плаще, а кому-то нипочем босиком по воде и в шортах, аттракционы выглядят лениво, потому что к вечеру мало кому интересны, сильный ветер с моря. Высиживал на пирсе до последнего – не хотелось уезжать. Со мной такое редко – было так в разве что в италии и эдинбурге. В этом общем впечатлении за день был королевский павильон – резиденция монархов трех поколений – снаружи мотивами индийский с башнями-минаретами, а внутри – то в ярких красках китайских мотивов внутренние комнаты, то помпезные кухни и обеденные комнаты с люстрами в лапах драконов – знаковое место для брайтона, удивительно, что из окон не видно моря. На пути от набережной к павильону заметил вывеску радиссона – один из номеров – трехгранное окно во всю высоту комнаты, видна кровать – это странности британского старого архитектурного стиля – кажется, что спишь на сцене, а все остальные изображают, что не видят того, что всегда кажется личным. кроме павильона – уходящие в горку улицы с разноцветными домишками, спокойно, как в австрийском пригороде. На карте вижу обозначенный фруктовый рынок – оказывается - склад, в котором притаились инсталляции аниш капур – посреди склада – элипсовидная яма, выкрашенная в красное, а на плоском полу – части породы, ярко-красные, эдакие жезлоподобные с человекеский рост диаметром и длиной метров в двадцать. Какое-то модерновое мракобесие, называемое «расчленением жанны д’арк», эстетически забавно, но без истерики. Пара дельных фото получилась. Вечером в брайтоне уже сложнее самому, потому что на фоне моря и заката начинается томление и есть шанс выбрать совсем не ту компанию или именно ту, что нужно, но без сантиментов и обязательств. На пути домой раз тридцать засыпал и сквозь сон ненавидел хорватку, сидевшую в кругу англоговорящих подруг и голландки, оравшую с акцентом донского тракториста, совершенно беспардонную. Я пару раз останавливал на ней свой пристальный взгляд, надеясь, что мое негодование будет прочитано, но некоторые нации жизненно и манерами тупорылы, что поделать. Пробежавшись быстро в двенадцатом часу по периметру гайд-парка (закрыт с полуночи до пяти утра) мимо мраморной арки и торопящейся к оксфорд стрит молодежи (откуда у них столько сил?) решил выспаться – на завтра намечен тейт и собор павла, на купол которого постараюсь забраться.
Странно, что из жизни других людей мы выхватываем некоторые поступки и дела, можем позавидовать – вот, мол, непосредственность и пофигизм, но почему-то это не идет нам, не идет по стилю, или не идет в руки. Часам к семи вечера, стал я приближаться в пирсу вновь – теперь солнце было с другой стороны. Замечательно фотографировать – кто-то в осенних туфлях и плаще, а кому-то нипочем босиком по воде и в шортах, аттракционы выглядят лениво, потому что к вечеру мало кому интересны, сильный ветер с моря. Высиживал на пирсе до последнего – не хотелось уезжать. Со мной такое редко – было так в разве что в италии и эдинбурге. В этом общем впечатлении за день был королевский павильон – резиденция монархов трех поколений – снаружи мотивами индийский с башнями-минаретами, а внутри – то в ярких красках китайских мотивов внутренние комнаты, то помпезные кухни и обеденные комнаты с люстрами в лапах драконов – знаковое место для брайтона, удивительно, что из окон не видно моря. На пути от набережной к павильону заметил вывеску радиссона – один из номеров – трехгранное окно во всю высоту комнаты, видна кровать – это странности британского старого архитектурного стиля – кажется, что спишь на сцене, а все остальные изображают, что не видят того, что всегда кажется личным. кроме павильона – уходящие в горку улицы с разноцветными домишками, спокойно, как в австрийском пригороде. На карте вижу обозначенный фруктовый рынок – оказывается - склад, в котором притаились инсталляции аниш капур – посреди склада – элипсовидная яма, выкрашенная в красное, а на плоском полу – части породы, ярко-красные, эдакие жезлоподобные с человекеский рост диаметром и длиной метров в двадцать. Какое-то модерновое мракобесие, называемое «расчленением жанны д’арк», эстетически забавно, но без истерики. Пара дельных фото получилась. Вечером в брайтоне уже сложнее самому, потому что на фоне моря и заката начинается томление и есть шанс выбрать совсем не ту компанию или именно ту, что нужно, но без сантиментов и обязательств. На пути домой раз тридцать засыпал и сквозь сон ненавидел хорватку, сидевшую в кругу англоговорящих подруг и голландки, оравшую с акцентом донского тракториста, совершенно беспардонную. Я пару раз останавливал на ней свой пристальный взгляд, надеясь, что мое негодование будет прочитано, но некоторые нации жизненно и манерами тупорылы, что поделать. Пробежавшись быстро в двенадцатом часу по периметру гайд-парка (закрыт с полуночи до пяти утра) мимо мраморной арки и торопящейся к оксфорд стрит молодежи (откуда у них столько сил?) решил выспаться – на завтра намечен тейт и собор павла, на купол которого постараюсь забраться.
Sunday, May 24, 2009
UK. Day-1
Итак, сестрам – по серьгам - пальмовая ветвь у ханеке за белую ленту, а гейнсбур может гордиться собой как лучшая актриса фестиваля за роль в фильме мизантропа фон триера «антихрист» - настолько это близко моим предпочтениям в кино, словно бы твои давние знакомые получили этот приз, я представляю диалог юппер и ханеке, мне ей нечего сказать, слов не будет, я просто остолбенею, но если бы не было «пианистки», не было бы какой-то части меня. Можно успокоиться и приниматься за записки. Постараюсь не так подробно, как в прошлый раз, потому что многие использовали вместо снотворного. А случилось все в этот раз аналогично тому, как всегда заказываю в ресторане – долго интересуюсь салатами, первыми блюдами, а все равно предпочту свинину. Никто не чаял лондона с эдинбургом, собирался сначала в копенгаген, ужасался ценам на отели, собирался до той степени, что уже мечтал и о «вращающемся торсе» сантьяго калатравы (красивое офисное здание в том месте, где заканчивается мост через пролив, разъединяющий аэропорт каструп и мальмё в швеции), рассматривал возможность докатить на ночном поезде до стокгольма. Все загнулось, когда в один миг на сайте австрийских авиалиний закончилась акция, а билеты подскочили выше полтыщи. Далее был осло, тот же сценарий, мечты до двух ночи, грезы о бергене, просмотр возможных маршрутов, медный таз на мои мечты в итоге. Как назло, дешевые билеты пропали именно первого апреля, оцените шутку. И тут - возобладала логика над мечтами – есть открытый годовой шенген и действительная виза в UK до второго июня, а она состояла в том, что как захочется увидать страну, то заново официально пришлось бы открывать, просить об услуге и вынимать из кармана пошлину. Немаловажным фактором стала цена в двести евро на билет до гатвика и обратно. Вначале идея состояла в том, чтобы так, на майские посетить страну дня на три, эдак накупить ташеновских развратных книг и прокатиться на колесе у вестминстера, если не хватит времени посетить галереи, однако по ходу дела, поездка распланировалась плотно до девяти дней, три из которых отданы эдинбургу, один – брайтону. Удивительно, но самостоятельно спланированное путешествие, несмотря на обилие переездов, оказалось очень насыщенным эмоциями, ходьбой, откликавшейся по вечерам болями в подъеме, однако, словно в тетрисе, все идеально встало в пазы. Не скрою, что выбор отеля был мучителен, как никогда, играли две полярные мысли: «черт возьми, да мне же только переночевать» и «ну и зачем я тогда гублю молодость в офисе». Лондон не самый лучший, если не худший)) город, по соотношению качество/цена на отели. Вас постигнет горькое разочарование в том смысле, что радиссон и три звезды могут отличаться на 20 фунтов, но разительно в месторасположении и уровне сервиса. В этот раз было решено (аргументы до сих пор мне неведомы) жить аккурат у гайд парка, и все тут. Отелей – пруд пруди, один другого страшнее, разве что только мариотты-дорчестеры радовали интерьером, но я могу найти лучшее применения тремста фунтам. билеты от гатвика до вокзала виктория (возле белгравиа и букингемского дворца) и обратно забронировать элементарно – через сайт национальных железных дорог, выигрыш в том, что сходу на станции билет будет стоить 21 фунт в оба конца, но если знать поезд, на котором хочешь ехать и дату – обойдется вдвое дешевле. Тикеты забираешь по коду бронирования и кредитной карточке, которой совершена покупка, в специальном автомате, которых уйма на вокзале. Жуткими муками оказалась попытка заказать билет на ночной поезд в эдинбург, мыкался неделю, обрывал колл-центры банка-эмитента, пробовал раз двадцать, оказалось – страйк, сайт был заблокирован, потому нелегкий выбор пал на национальный экспресс – автобусы. Билетов было забронировано восемь штук, отелей – три, с кипой всяких бронировок вылет был намечен на девятое мая. Ясное дело, что подготовка к любому путешествию вызывает у меня непонятную тревогу и желание все бросить к чертовой родне, не исключение и этот раз, экстрима добавляло то, что новостные ленты накаляли атмосферу данными о количестве заболевших вирусом свиного гриппа, я представлял подробный досмотр у дотошных британцев, толпы людей в пугающих масках. Всемя само собой катилось к отлету. Выспаться никак не вышло – угомонился часа в три ночи, сцепившись в диалоге с объектом страсти недельной давности, а с утра в автоматическом режиме было проверено критически необходимое. Старт, или как гагарин говорил «поехали».
В KBP тишина и утренние отлеты, изредка спокойствие нарушает толпа жаждущих турецкого солнца со стайками голосящих выродков. Я позволяю себе подобные высказывания по той причине, что сам был ребенком удивительно спокойным и послушным, родителям не приходилось успокаивать меня ремнем, я не нарушал с утра ничьего душевного равновесия. Мои дети, если они случатся, унаследуют гены спокойствия от меня – уверен. Никого в масках, лениво ползущие пассажиры, место в аварийном ряду, где спокойно можно протянуть ноги, три часа и я в гатвике, незнакомое место, длинная пробежка до стоек миграционного контроля, стандартные вопросы – зачем пожаловали, на стекле – вежливое сообщение для тех, кто приехал с симптомами свиного гриппа, никаких экзекуций, выворачивания сумок, однако продукты животного происхождения – табу. Самое удивительное ощущение, что все делаешь осознанно, не теряешь голову оттого, что вновь в британии, не тычешь повсеместно пальцем, просто есть тихое ощущение того, что сам решаешь, куда идти, как забрать билет, какую платформу выбрать – логистика на высоте. В длинные вагоны southern railways в гатвике набивается людей, успеваю подобраться к окну, наблюдаю за людьми. Здесь и маман с двумя чернокожими детишками – девчонка и мальчик играют на гаджетах в какую-то ерунду, он показывает ей – мол, смотри, я крут, а она ему в ответ поднимает большой изогнутый палец маленькой своей руки (удивительна бессловесная система коммуникации, наши дети, скорее всего, подбодрили бы друг друга именно словами и интонацией). Напротив садится британка, сырое лицо, устала от полета – рассказывает об этом своей подруге в телефон, по ней же сразу вспоминаю, что лондонцы говорят так, словно бы им вообще лень произносить слова – они глотают их, словно бы на вдохе или при зевоте, отчетливо слышится разве что «лавли», но не с тем «л», как в «лодка», а так, словно бы это произносила эдита пьеха – думаю, многие из нас помнят ее жеманство. Британка бесцеремонно наступает периодически под столом мне на ногу, а за окном проносятся страшненькие сельские домики, словно бы они брошены и старятся и без ухода, теряя краску, лошади на полянах, зелень – много зелени, свежо, чувствуется, что недавно был дождь. В плаще на V-neck поверх рубашки с длинными рукавами вовсе не жарко. Удивляет – поезд отходит от гатвика в 11.39, состав начинает двигаться через мгновение после 11.38.59, но это сработало только в этом случае, конечно, британцы не помешаны на точности до секунды, то же можно сказать и о поездах в швейцарии – они точны, но минутой позже – шансов застать на перроне – никаких. Выход из поезда – через турникет, выстаиваю очередь за билетами в брайтон по предварительной бронировке. За эти десять минут был соблазн – передо мной девушка в розовом платье, ткань такая шуршащая, не объяснить, но очень легкая, такая, что оно как бальное – не висит, а несколько приподняты края, платье малинового цвета, однотонное, такой же плащ, но неоново фиолетовый, в руках желтый клатч, а на ногах несуразные тапки, словно бы домашние. Секрет прост – в руках у девушки, стриженной под воробья, пара желтых в тон клатчу туфель – видно, порвались, в маркс-спенсер наспех была куплена пара легкой обуви. Она мне понравилась по гамме и по спокойствию, словно не было испорченной обуви.
Планов на день уйма, решено доплестись до отеля пешком – по улице, ограничивающей скучно-благополучный белгравиа, далее – мимо арки веллингтона – здесь и знакомый континентал, напоминающий нагромождение картонных блоков и подобный зданию СЭВ в москве хилтон (невикторианская архитектура в лондоне, если она не плот фантазии фостера, если это не миллионный модерн-проект, удивляет скудностью форм, можно даже сказать – жлобством фантазии и серым единообразием). На входе в гайд парк спотыкается одна из четырех старушек-туристок, ударяется – предлагаю ей влажные салфетки, видя кровь, а из гайд-парка на велосипедах выкатывает пятнадцать лиц-индусов, переодетых в элвиса с фальшь-бриолинами в белых брюках-клеш, предлагают первую помощь. Иду по свежему парку – не сосчитать велосипедистов и занимающихся бегом, очень спокойно, полдень, зелено, мчатся двухэтажные красные автобусы, дети, собаки. Мозг подсказывает, что пора бы порадоваться, как-то удивиться, и не сказать, что избалован поездками, а так спокойно – просто впитываешь в себя, идешь по парку, зелень вокруг, словно бы город южный, по ходу движения глаз цепляет то, что стоит сфотографировать, а в голове мысль – «черт возьми- валяются на зеленой траве, никуда не торопятся, жуют, сидя под деревьями и опершись спиной на ствол». По сути и здесь, в этой насилуемой политиками и популистами стране, можно найти подобные простые удовольствия – ан нет, шарм не тот, не тот звук, состав воздуха и лица не те. Отель – на инвернесс террас, пятьдесят метров от гайд-парка, мансардный этаж, скромный номер, чистый аккуратный, пришлось спросить европейскую розетку и вызвать человека починить защелку на окне. Как я понял – аксиоматичным для отелей британии есть наличие чайника в номере, что вовсе не обязательно для австрии или италии, например. В выборе отеля кроме цены, вида номера, расположения, ориентировался на наличие негативных отзывов. Среди наиболее частых – 70% - размер номера, 20% - номер на первом этаже или ниже, 5% - слышен звук проходящего метро, 5% - звукоизоляция. С первым аргументом – готов согласиться – в австрии мой номер был втрое больше, в италии – вдвое. Чихание и кашель соседей, как и лифт, зачастую слышны, но это не критично. Даже в радиссон вам предложат номер 9-11 метров, принципиальным отличием будет то, что любая прихоть – уже в номере, не нужно будет намекать о ней служащим. Учитывая критический недосып в день прилета, галереи было решено отложить до лучших времен, из программы максимум – парки, примроуз хилл – обзорная площадка всего лондона и кемден.
В гайд-парке каждое лето отдается у серпентайн-геллери место для сооружения павильона какому из известных архитекторов, май – слишком рано для реализации проекта, праздно шатаясь, зашел в галерею, недоуменно посмотрел на попытки самовыражения каких-то мастеров современного искусства, выставка не тронула, чушь какая-то; наверное, мозг переключился в какой-то иной режим – меня стали умилять шезлонги, которые под напором ветра выгинали свои матерчатые спины, словно парусники – полосато-красные, полосато-зеленые, лебеди, собаки, совершенное отсутствие спешки. Молодежь лежит на траве, закаленная, отключенная от бинарных потоков агрессивной информации, кто-то сопит, задремав, слышна русская речь людей, катящих коляску с ребенком – почему-то нигде я не видел русских, по-домашнему расположившихся, словно в царицыно или кузьминках-русском версале. Так же непосредственно на лужайке в риджент парке сидит десяток женщин в мусульманском одеянии – открыты только руки и лицо. И во всем удовольствие узнавания мест. Не претендую на то, чтобы называть их моими, поскольку не живу эмигрантом, а только иногда – наездами. Мне непонятно было мое внутреннее эмоциональное состояние, почему я радуюсь, рассевшись на лавке в примроуз-хилл, мозг в обычное время требует более будоражащих занятий. А секрет в том, что среда совершенно неагрессивная – да, никто не отменяет риска получить по морде от чернокожего парня в темном переулке, да – без денег совершенно никому не нужен, но чувствуешь себя намного непосредственнее, нежели в родной стороне. Мне сложно подобрать слова, но европа для меня – не бешеный отрыв, визг, шампанское, не катание на мотороллерах, хотя на веспе по неаполю мне очень хотелось катиться, будучи обнимаемым сзади, это спокойное созерцание, уравновешивание, распределенный метаболизм, чистая кожа и желание улыбаться в ответ на заинтересованные взгляды. Первый день можно так и озаглавить – «парки, и кое-что еще, не менее важное». Если не считать растворения в гайд-парке во всех играющих футболистах на газоне, трусящих лабрадорах и скачущих джек-рассел терьерах, если не удивляться тому, что клетчатый газон покрыт словно легким снегом – пухом лебедей, ими самими выщипываемым, если не смеяться над серыми взбалмошными белками, атакующими бутоны черных и красных тюльпанов в саду у кенсингтонского дворца, то ничего особенного и нет. Из гайд-парка – мельком на забитую людом торговую оксфорд – оттуда на бейкер стрит – полагаю, в лондоне в 10 раз меньше людей, для кого эта улица имеет четкий ассоциативный ряд – я перетекаю в риджент-парк с играющими отцами и детьми, переговиривающимися лицами мусульманок до пят в черном – немудрено – рядом центральная мечеть. Любопытство пересилило такт – ноги понесли в мечеть, снял обувь, сел на ворсистом мягком ковре в кубообразном здании с иранской росписью в куполе – если не замечать тихо молящихся, картина слабо отличается от лужайки – группы мужчин переговариваются, некоторые с раскрытыми книгами, дружеские беседы, открытые окна, нет свечей, свежо. А совсем возле – особняки викторианского стиля, ухоженность и благополучие, а, может быть, некрасивые семейные тайны – кому как угодно. Мимо меня проносятся роверы, две девчонки – одна в летних балетках, вторая – в войлочных сапожках на манер унт без меха. Ползу, пыхтя, на вершину примроуз хилл мимо целующихся, сидящих и пьющих пиво, орущих фриков или громко смеющихся – узнаю со смотровой площадки и BT-башню, и собор святого павла (в этот раз до него и тейт так и не добрался). Долго взвешиваю – 7 вечера, ползти ли в кемден. Стремный район, хотя по уверениям местных – до 10 вечера вовсе не опасный. Кемден – разукрашенные дома, лавки индусов, разномастные неформалы, дребедень, дрянь и дурь на каждом шагу. Все это добро упирается балагурящим кафе в каналы и покрытые мхом мосты, странные подворотни, которые днем интересны, а ночью – чреваты приключениями. Понимая, что без побрякушек уходить нельзя – забегаю к индусам за мешковитыми сумками из двух сшитых кусков ткани на тесемках. А рядом капоэйра, рык перебравших пива, запах мяса, чопорно прохаживающиеся полисмены, солнце аккуратно садится за дома – кемден пока не закипает, по духу – не мое. В этот день больше ничего не случится, кроме фото рекламы прада на фоне позабытого пустого здания какой-то фабрики, лучше получился только контраст рекламы прада и мусорных пакетов на слоан сквер. Об этом дне – разве что не удержался и ноющими ногами добрел до гросвенор-сквер – одного из любимых мест, но люди сейчас присутствием растворяют мое изначальное ощущение этого места в декабре, тихого, спокойного у идиотски массивного здания американского посольства. Я не высплюсь сегодня – потому что надо не проспать утренний поезд в брайтон, после плотного завтрака, конечно.



В KBP тишина и утренние отлеты, изредка спокойствие нарушает толпа жаждущих турецкого солнца со стайками голосящих выродков. Я позволяю себе подобные высказывания по той причине, что сам был ребенком удивительно спокойным и послушным, родителям не приходилось успокаивать меня ремнем, я не нарушал с утра ничьего душевного равновесия. Мои дети, если они случатся, унаследуют гены спокойствия от меня – уверен. Никого в масках, лениво ползущие пассажиры, место в аварийном ряду, где спокойно можно протянуть ноги, три часа и я в гатвике, незнакомое место, длинная пробежка до стоек миграционного контроля, стандартные вопросы – зачем пожаловали, на стекле – вежливое сообщение для тех, кто приехал с симптомами свиного гриппа, никаких экзекуций, выворачивания сумок, однако продукты животного происхождения – табу. Самое удивительное ощущение, что все делаешь осознанно, не теряешь голову оттого, что вновь в британии, не тычешь повсеместно пальцем, просто есть тихое ощущение того, что сам решаешь, куда идти, как забрать билет, какую платформу выбрать – логистика на высоте. В длинные вагоны southern railways в гатвике набивается людей, успеваю подобраться к окну, наблюдаю за людьми. Здесь и маман с двумя чернокожими детишками – девчонка и мальчик играют на гаджетах в какую-то ерунду, он показывает ей – мол, смотри, я крут, а она ему в ответ поднимает большой изогнутый палец маленькой своей руки (удивительна бессловесная система коммуникации, наши дети, скорее всего, подбодрили бы друг друга именно словами и интонацией). Напротив садится британка, сырое лицо, устала от полета – рассказывает об этом своей подруге в телефон, по ней же сразу вспоминаю, что лондонцы говорят так, словно бы им вообще лень произносить слова – они глотают их, словно бы на вдохе или при зевоте, отчетливо слышится разве что «лавли», но не с тем «л», как в «лодка», а так, словно бы это произносила эдита пьеха – думаю, многие из нас помнят ее жеманство. Британка бесцеремонно наступает периодически под столом мне на ногу, а за окном проносятся страшненькие сельские домики, словно бы они брошены и старятся и без ухода, теряя краску, лошади на полянах, зелень – много зелени, свежо, чувствуется, что недавно был дождь. В плаще на V-neck поверх рубашки с длинными рукавами вовсе не жарко. Удивляет – поезд отходит от гатвика в 11.39, состав начинает двигаться через мгновение после 11.38.59, но это сработало только в этом случае, конечно, британцы не помешаны на точности до секунды, то же можно сказать и о поездах в швейцарии – они точны, но минутой позже – шансов застать на перроне – никаких. Выход из поезда – через турникет, выстаиваю очередь за билетами в брайтон по предварительной бронировке. За эти десять минут был соблазн – передо мной девушка в розовом платье, ткань такая шуршащая, не объяснить, но очень легкая, такая, что оно как бальное – не висит, а несколько приподняты края, платье малинового цвета, однотонное, такой же плащ, но неоново фиолетовый, в руках желтый клатч, а на ногах несуразные тапки, словно бы домашние. Секрет прост – в руках у девушки, стриженной под воробья, пара желтых в тон клатчу туфель – видно, порвались, в маркс-спенсер наспех была куплена пара легкой обуви. Она мне понравилась по гамме и по спокойствию, словно не было испорченной обуви.
Планов на день уйма, решено доплестись до отеля пешком – по улице, ограничивающей скучно-благополучный белгравиа, далее – мимо арки веллингтона – здесь и знакомый континентал, напоминающий нагромождение картонных блоков и подобный зданию СЭВ в москве хилтон (невикторианская архитектура в лондоне, если она не плот фантазии фостера, если это не миллионный модерн-проект, удивляет скудностью форм, можно даже сказать – жлобством фантазии и серым единообразием). На входе в гайд парк спотыкается одна из четырех старушек-туристок, ударяется – предлагаю ей влажные салфетки, видя кровь, а из гайд-парка на велосипедах выкатывает пятнадцать лиц-индусов, переодетых в элвиса с фальшь-бриолинами в белых брюках-клеш, предлагают первую помощь. Иду по свежему парку – не сосчитать велосипедистов и занимающихся бегом, очень спокойно, полдень, зелено, мчатся двухэтажные красные автобусы, дети, собаки. Мозг подсказывает, что пора бы порадоваться, как-то удивиться, и не сказать, что избалован поездками, а так спокойно – просто впитываешь в себя, идешь по парку, зелень вокруг, словно бы город южный, по ходу движения глаз цепляет то, что стоит сфотографировать, а в голове мысль – «черт возьми- валяются на зеленой траве, никуда не торопятся, жуют, сидя под деревьями и опершись спиной на ствол». По сути и здесь, в этой насилуемой политиками и популистами стране, можно найти подобные простые удовольствия – ан нет, шарм не тот, не тот звук, состав воздуха и лица не те. Отель – на инвернесс террас, пятьдесят метров от гайд-парка, мансардный этаж, скромный номер, чистый аккуратный, пришлось спросить европейскую розетку и вызвать человека починить защелку на окне. Как я понял – аксиоматичным для отелей британии есть наличие чайника в номере, что вовсе не обязательно для австрии или италии, например. В выборе отеля кроме цены, вида номера, расположения, ориентировался на наличие негативных отзывов. Среди наиболее частых – 70% - размер номера, 20% - номер на первом этаже или ниже, 5% - слышен звук проходящего метро, 5% - звукоизоляция. С первым аргументом – готов согласиться – в австрии мой номер был втрое больше, в италии – вдвое. Чихание и кашель соседей, как и лифт, зачастую слышны, но это не критично. Даже в радиссон вам предложат номер 9-11 метров, принципиальным отличием будет то, что любая прихоть – уже в номере, не нужно будет намекать о ней служащим. Учитывая критический недосып в день прилета, галереи было решено отложить до лучших времен, из программы максимум – парки, примроуз хилл – обзорная площадка всего лондона и кемден.
В гайд-парке каждое лето отдается у серпентайн-геллери место для сооружения павильона какому из известных архитекторов, май – слишком рано для реализации проекта, праздно шатаясь, зашел в галерею, недоуменно посмотрел на попытки самовыражения каких-то мастеров современного искусства, выставка не тронула, чушь какая-то; наверное, мозг переключился в какой-то иной режим – меня стали умилять шезлонги, которые под напором ветра выгинали свои матерчатые спины, словно парусники – полосато-красные, полосато-зеленые, лебеди, собаки, совершенное отсутствие спешки. Молодежь лежит на траве, закаленная, отключенная от бинарных потоков агрессивной информации, кто-то сопит, задремав, слышна русская речь людей, катящих коляску с ребенком – почему-то нигде я не видел русских, по-домашнему расположившихся, словно в царицыно или кузьминках-русском версале. Так же непосредственно на лужайке в риджент парке сидит десяток женщин в мусульманском одеянии – открыты только руки и лицо. И во всем удовольствие узнавания мест. Не претендую на то, чтобы называть их моими, поскольку не живу эмигрантом, а только иногда – наездами. Мне непонятно было мое внутреннее эмоциональное состояние, почему я радуюсь, рассевшись на лавке в примроуз-хилл, мозг в обычное время требует более будоражащих занятий. А секрет в том, что среда совершенно неагрессивная – да, никто не отменяет риска получить по морде от чернокожего парня в темном переулке, да – без денег совершенно никому не нужен, но чувствуешь себя намного непосредственнее, нежели в родной стороне. Мне сложно подобрать слова, но европа для меня – не бешеный отрыв, визг, шампанское, не катание на мотороллерах, хотя на веспе по неаполю мне очень хотелось катиться, будучи обнимаемым сзади, это спокойное созерцание, уравновешивание, распределенный метаболизм, чистая кожа и желание улыбаться в ответ на заинтересованные взгляды. Первый день можно так и озаглавить – «парки, и кое-что еще, не менее важное». Если не считать растворения в гайд-парке во всех играющих футболистах на газоне, трусящих лабрадорах и скачущих джек-рассел терьерах, если не удивляться тому, что клетчатый газон покрыт словно легким снегом – пухом лебедей, ими самими выщипываемым, если не смеяться над серыми взбалмошными белками, атакующими бутоны черных и красных тюльпанов в саду у кенсингтонского дворца, то ничего особенного и нет. Из гайд-парка – мельком на забитую людом торговую оксфорд – оттуда на бейкер стрит – полагаю, в лондоне в 10 раз меньше людей, для кого эта улица имеет четкий ассоциативный ряд – я перетекаю в риджент-парк с играющими отцами и детьми, переговиривающимися лицами мусульманок до пят в черном – немудрено – рядом центральная мечеть. Любопытство пересилило такт – ноги понесли в мечеть, снял обувь, сел на ворсистом мягком ковре в кубообразном здании с иранской росписью в куполе – если не замечать тихо молящихся, картина слабо отличается от лужайки – группы мужчин переговариваются, некоторые с раскрытыми книгами, дружеские беседы, открытые окна, нет свечей, свежо. А совсем возле – особняки викторианского стиля, ухоженность и благополучие, а, может быть, некрасивые семейные тайны – кому как угодно. Мимо меня проносятся роверы, две девчонки – одна в летних балетках, вторая – в войлочных сапожках на манер унт без меха. Ползу, пыхтя, на вершину примроуз хилл мимо целующихся, сидящих и пьющих пиво, орущих фриков или громко смеющихся – узнаю со смотровой площадки и BT-башню, и собор святого павла (в этот раз до него и тейт так и не добрался). Долго взвешиваю – 7 вечера, ползти ли в кемден. Стремный район, хотя по уверениям местных – до 10 вечера вовсе не опасный. Кемден – разукрашенные дома, лавки индусов, разномастные неформалы, дребедень, дрянь и дурь на каждом шагу. Все это добро упирается балагурящим кафе в каналы и покрытые мхом мосты, странные подворотни, которые днем интересны, а ночью – чреваты приключениями. Понимая, что без побрякушек уходить нельзя – забегаю к индусам за мешковитыми сумками из двух сшитых кусков ткани на тесемках. А рядом капоэйра, рык перебравших пива, запах мяса, чопорно прохаживающиеся полисмены, солнце аккуратно садится за дома – кемден пока не закипает, по духу – не мое. В этот день больше ничего не случится, кроме фото рекламы прада на фоне позабытого пустого здания какой-то фабрики, лучше получился только контраст рекламы прада и мусорных пакетов на слоан сквер. Об этом дне – разве что не удержался и ноющими ногами добрел до гросвенор-сквер – одного из любимых мест, но люди сейчас присутствием растворяют мое изначальное ощущение этого места в декабре, тихого, спокойного у идиотски массивного здания американского посольства. Я не высплюсь сегодня – потому что надо не проспать утренний поезд в брайтон, после плотного завтрака, конечно.
Subscribe to:
Posts (Atom)