Αθήνα - Αεροδρόμιο Ελευθέριος Βενιζέλος

На омонию проливается солнце, поднявшееся над горой имитос, освещая уродливое здание на противоположной стороне улицы, вспучившееся наружными коробками-кондиционерами, - из этого цементного нагромождения бегу с пакетом лимонного сока и свежим бубликом в кунжутном семени в утреннюю плаку к пьющим расслабленно кофе. Еще нет девяти часов, а здание эмпорики банк, напоминающее белое укрепление с бойницами, свидетельствует о начавшейся рабочей неделе, в почтовом отделении не пробиться отправить открытку, мне приятно получать каждый раз карточки из европейских городов с необязывающими пожеланиями от товарища, прописавшегося в финляндии, но у самого руки не лежат к этой сентиментальщине. На перекрестке задумался о чем-то бродяга в сандалетах и несвоевременном плаще, ему все барахло приходится носить с собой и на себе: из нейлоновой сумки торчит плед растиражированного поддельного берберри, а на улицах города шумят уборщики мусора. По дороге к кладбищу-району керамейкос (из-за оград я так и не смог разобрать, где же оно расположилось, но популярным сделали это место те факты, что район был центром античного гончарного мастерства и располагался на западе у границ древнего города) заносит в рынок у станции монастираки, в котором у исписанных граффити раллетов греки, не стесняясь захудалого окружения, пьют утренний кофе, а на покатой улице рядом выстроились в шеренгу покосившиеся разноцветные деревянные коробки-гробы с сортированными бесплатными газетам. Поднимаюсь по вертикали выше в плаке, на фоне низких домов отражают солнечный свет кресты греко-католических храмов, а вдалеке лениво-голубоватые горы. До последнего грешил на собранный в сети самодельный путеводитель, поскольку облазил основание акрополя по меридианам и параллелям, но не отыскал белоснежного района с островной архитектурой. В девятнадцатом столетии оторванные от дома строители с острова анафи, который близко от санторини, соорудили белые дома, настолько близко стоящие друг к другу, что ступени напоминают крутой лаз, какой в скалах часто ведет к морю. Шлепаешь подошвами, а сам оглядываешься – не попал ли ненароком к кому во внутренний двор – тебя вряд ли кто одернет, настолько спокойно и ни души. Это экзотика, за которой стоит лететь на острова, где добавятся кубические храмы с купоросного цвета куполами, но не всем она впору – домики похожи один на другой, а мои фото каждого уголка были признаны удивительно скучными, слесарю – слесарево, как говорится. Сложно представить, что за пределами пятерки улиц сахарной анафиотики с зеленью в кадках и ленивыми собаками лежит столица страны, занятая решением банальных будничных вопросов, по венам которой течет люд и транспорт. Парадоксальными, на мой взгляд, являются афинские парковки в плаке – прямоугольные, они не предусматривают никаких проездов и заполняются, как кузовок грибами, безо всяких зазоров, то ли все выезжают одновременно, но для нашего автолюбителя, предпочитающего средства покрупнее и ярче - мрак беспросветный. Есть здесь и рыжие дома, напоминающие краской римские, картинные лавки на улице аполонос, туристические бюро, предлагающие поездки в «мосха» и «агия петроуполи» в российский северный край, не счесть добра сувенирного, керамических изделий, метаксы, оливкового масла. Арку адриана и башню зевса запросто рассмотреть еще с акрополя, кому охота фотографировать в непосредственной близости – они находятся немного южнее зала официальных собраний заппейон и национальных садов с пальмами высотой с те, которые в майами повсюду тянутся ввысь. Но в последнем случае вас атакуют юго-восточноазиатские смуглые лица, навязчиво предлагая зонты для спасения от солнца и дождя с истинно индусским голубиным выговором «умбреля-умбреля». В садах тихо, суть развалиться недвижимо на лавке, подставляя себя прилипающему сентябрьскому солнцу, пруд с флегматичными мерзкими упертыми черепашками, настойчиво карабкающимися одна на другую, подставляющими панцирь теплу. С тыльной стороны – классический королевский дворец, но главное достояние – шагающие эвзоны, которым тут меньше внимания, чем на центральной площади, никто не ограничивает в ракурсах, нет назойливых японско-корейских туристов, терпеливо выстаивающих в ожидании сделать банальный снимок с гвардейцем. На тротуаре развалилась собака, ей совершенно не мешает группа полиции быстрого реагирования – крупное мужичье в синих бронежилетах, держащееся группой на случай внезапных беспорядков – греческая молодежь склонна к организации шумных протестов на улицах города. Днем на колонаки не так шумно, цакалоф не толпится ухоженными покупательницами, разве что обильно мужчин в деловых костюмах, потягивающих кофе, развалившись в стульях нога на ногу. в этот раз чувствую себя чудаковато – всегда приходится тащить из отеля в аэропорт баул с покупками, а здесь, спускаясь в метро на евангелизмос (у музея войны), рефлекторно пытаюсь припомнить, ничего ли не забыто. Мне хорошо и спокойно, на дукиссис плакентиас рассматриваю поезда и не тороплюсь на самолет, оказалось – его задержат на восемь часов неблагополучные чертовы авиалинии, за это время я успею пятьдесят раз щелкнуть, жуя слоеный пирок с сыром и шпинатом, идущие на взлет Thai, Iberia, Emirates, с частотой такси поднимающиеся в воздух Aegean, можно считать, что ничего не упущено после отснятого заката солнца за гору имитос – на элефтериос венизелос спускаются розовые сумерки.

Αθήνα - Ύδρα

Начало второго дня требовало быстрого подъема, динамики и четкой организации – уже в половину девятого из порта пирея отходил мой катер на остров гидры. Прыгаю в джинсы, высохшую рубашку, дремлю в метро, скользящем через монастираки, где утром всегда пьют кофе, жилой мосхато, ровно в восемь жую пышный пончик с сахаром, шагая по мосту, концептуально напоминающему работы калатравы (оказалось, архитектор подарил свои эскизы городу, а местные умельцы как смогли, так и реализовали), в порту порядка десяти терминалов, каждый с пятеркой судов, между которыми курсируют два автобуса – в диаметрально противоположные стороны. Увлекшись утренней сдобой сел в первый подошедший, водитель, глянув на протянутый билет, кивнул согласно. Итак, едем, нутром, как шариков - котов, чувствую, что не в том направлении, после несся мигом в обратном, чтобы не опоздать к отходу. Час с малым на вибрирующем катере с мягкими креслами, напарывающемся на твердые волны, как тупой нож на лед, и я в заливе, который одна знакомая крамольно на фото сочла за крымский подлог. Тихое воскресное утро на руку – ставни почти во всех домах еще прикрыты, туристы не толпятся, у порогов кошки разных цветов, нет отбоя от рыжих, а домики мазаны белым, ставни и рамы крашены синим или серым, а крыша в цилиндрической черепице, что и создает верный колорит здешних мест на фоне зеленых сосен и синего моря, такого синего, что, бурля под винтом лодки кислородом, вода становится лазурной, а само море такое, что когда бы были такого цвета глаза, в них верное дело - погибнуть, а уж если вспомнить самые те сильные полунаивные чувства, которые я когда-то испытывал, и сравнить с пережитыми когда-либо после той весны шестого года, то даже эта значительной силы разница по уровню не сравнится с тем, насколько синее море у берегов гидры по сравнению с самым синим цветом. Моим личным индикатором комфорта того или иного края есть мысль «вот здесь можно восстанавливать нервы», это, конечно, малая часть, но спокойствия этим местам не искать, оно здесь уверенно прописалось. В эту корзину впечатлений стоит добавить розово-фуксиевые кусты цветов, монотонно спускающегося по крутым ступеням ослика с небритой ношей в деревянном седле, неуместные вывески «дизель» и «спортзал», старика на носу лодки, отбивающего на покрывале плоской деревяшкой выловленного осьминога, холмы соседних островов, теряющиеся в рассеянном горизонте при пасмурной погоде, дороги в хвое и шишках, приставучих котов (на одном из фото я четырех рыжих уместил рядом с двумя зрелыми француженками), охровые крыши, меж ними - если не пальма, то торчит кипарис, лимонные деревья во дворах, собаку на пороге магазина, охраняющую вывешенную гроздьями морскую губку- ходовой сувенир, черного кота, который на камне причала следит за рыбками в прозрачной воде, свечку на тканом полотенце на подоконнике белоснежной комнаты. Собака разразилась лаем на проводимую лошадь, хозяин которой решил заговорить с другом, остановившись посреди улицы, чтобы лошадь не скучала – тот бросил на выложенную камнем улицу яблоко. Скоро время приниматься за трапезу – этот остров не требует агрессивной беготни в недостатке времени, потому мясо под вино и маслины с узкой игольчатой косточкой - самое подходящее удовольствие. У каждого города есть свой образ или какой-то символ, который в твоей памяти связывается со временем, проведенным в нем, если неодушевленный сложился из сине-белого контраста домов, то телесный прошел мимо тихо, я впитывал его только какие-то десять секунд – светлая рубашка, темного цвета коротковатые свободные льняные брюки и туфли-башмаки на босу ногу, а через плечо на ремне - мятая кожаная нетяжелая сумка, какая-то реминисценция на образ скитающегося джереми айронса, но без боли, душевных тягот, только легкость, простота, я не успел даже посмотреть, какого цвета были волосы, не видел лица и не рассмотрел руки, такая полудымка и быстротечность. Легкое щемление, время отправляться обратно в город, на который планирую смотреть с холма ликавиттос в закатное время. На припортовой улице меня ждала находка – чернокожий подросток, шагающий в синей футболке с именем шевченко и цифрой семь. Бегу к центральной площади, снимая фасады в закатном солнце, знакомые эвзоны сегодня в воскресной форме – песочный мундир заменен на белые одежды с полами, как у клинообразной юбки, и широкими рукавами с вышивкой синим, черно-золотистыми жилетами. Ближайший путь на вершину ликавиттоса от синтагмы - через каскады улиц обеспеченного района колонаки, на которых удобно тренировать мышцы ног, настолько крутые, как в неаполе, но в казенных домах достойного класса. к площадке на вершине холма тащится желтый фуникулер за шесть евро в обе стороны, выходишь – вся бесчисленная сыпь белых домов под тобой, спускаясь к сароническому заливу, вспучиваясь акрополем с парфеноном, от глифады до пирея. На закатное время советую брать теплое набросить на плечи - ветер, треплющий греческий сине-белый полосатый стяг, становится холоднее с тем, как районы начинают перемигиваться огнями на магистральных улицах с приближением темноты. Долго рассматривал храм святого геогия с молчаливой седой старухой, мывшей полы, она то генеральски отдавала команды псу у порога, который выступал позером на многих туристических фото, то сбивала огонь со свечей в земле, насыпанной на поддон из фольги. Она была настолько в годах и в такое степени неотъемлемой частью темного храма, что я ощутил бессилие от невозможности ее спросить, как правильно поставить свечу. Как только спустилась темнота, храм закрылся, над его белоснежными стенами неоном по ранту загорелся крест на куполе, а за непрозрачным стеклом еще некоторое время подергивался рыжый огонь свечей. На фоне ночных огней столицы желающих фотографироваться не счесть: орущие компании, обнимающиеся пары, впитывающие одиночки. Бывает, по физиономическим особенностям видна кровь, не нужно слышать речь, случаются загадки – так, непросто узнать швейцарцев – они то похожи на французов, то на немцев, на этот раз испанский говор почти сбил меня с толку, но он-то был не такими всплесками, потому несколько чудаковато я позволил себе вслух поинтересоваться, откуда группа – бинго! из аргентины, в лицах куда более аккуратный шарм, чем пиренейский, в мыслях восстали давние фотоснимки людей с узкими скулами, смоляными волосами и острыми карими глазами. Гастрономическое удовольствие можно получить в ресторане под самой площадкой, не менее деликатная кухня ждет у подножия холма в колонаки. Модное, трендовое, роскошное, манящее – это все о совсем иных афинах, сосредоточившихся на пересечении скуфа, ираклиту, канари, анагностополу и остро звучащей, как тонкая шпилька, цакалоф, в милиони от блеска глаз и яркой одежды нет спасения, гремящая танцевальная музыка делает неважным то, что вы поглощаете, принципиальна только река невербальной пульсирующей коммуникации, блестящих крючков-приманок и беззаботного блеска. Более спокойно в запоминающемся заведении «библиотека» на периметре площади, но оно обязывает интерьером и уровнем посетителей, куда более привлекательной и вкусной кажется розовая кондитерская, где перед самим отлетом пил мелкого помола кофе, гуща которого напоминает плавленый шоколад. Греки в будний день не отказывают в два часа пополудни засесть попросту на улице за столиком с другом и выпить по чашечке, оттеняя вкус чистой водой, этому способствует график работы учреждений – после трех часов дня бессмысленно заниматься бизнесом. Если совсем не спится – музей бенаки работает в четверг до полуночи, художественная часть галерей в афинах откровенно слаба, но советовали национальную у станции метро эвангелизмос, интересовал только эль греко, поэтому время было отдано прочим достопримечательностям города. Выделю из непосещенного музей нумизматики на панепистимиу, район глифада с цивилизованными пляжами, олимпийские сооружения на юго-востоке у старого аэропорта эллинико и на севере города у метростанции ирини, в марусси - блестящий рай шопоголиков. В третий день запланировал отыскать белоснежную анафиотику у подножия акрополя, надышаться эвкалиптами и южными национальными садами, не подозревая, что меня ожидает вечером пятичасовой плейнспоттинг.

Αθήνα

Сажусь за записки обычно в течение трех недель после возвращения, иначе тонкие линии впечатления стираются, почти исчерпал отпущенный лимит, сентябрь в тонкой рубашке кажется летом после сдержанно теплого датского августа - осень внезапно ворвалась непогодой, а в москве отрицательной температурой по цельсию (за окном ревет по улицам вены ветер и поливает дождем неподготовленных туристов из южных стран), устраиваю терапию – пишу о солнце, цикадах, аромате кипарисов и гастрономическом сувлаки-винном удовольствии, сахарных домиках с синими ставнями, мужчинах с удивительно притягательными чертами и длинноволосых ухоженных женщинах (где их всех не успела исказить-изуродовать турецкая кровь). Буду честен - греция не входила в первую десятку стран в планах к посещению на ближайший год – не любитель лежать пассивно греть бока на солнце на берегу моря, точнее – вовсе не против, но трех дней вполне достаточно, а афины на фото моих друзей - не сказать, чтобы не впечатлили, показались бледным сонмом однотипных трехэтажных коробок, стелющихся покрывалом по чаше, образованной коричневым рельефом не холмов-не гор, чего-то среднего, расположенных настолько плотно, что с холма ликавиттос не видать сетки улиц, а без этой венозной структуры ощущение, что, спускаясь в город, будешь поглощен бурным и шумным белым морем, абы не утонуть. Виной всему – желание лета, билеты за смешную сумму в девяносто девять долларов со сборами и удачный вылет утром в шесть и обратно вечером, потому в моем распоряжении - два с половиной дня, к тому же в прошлом году возил дважды загар из италии, а в этом смог обветриться на солнце разве что в шотландии и дании, потому хотелось субтропиков (а это, прежде всего, запах каникул из детства, потому что, когда не москва, так сочи), кипарисов и эвкалиптов, трескучих цикад. Первое впечатление из сети – еду в город скучных цементных сооружений, толпы эммигрантов, наркотиков и шлюх на площади омония, наиболее корректное - «самая некрасивая столица европы», добавьте сюда пробки, плюс сорок пять в августе. Решено – летим. Наш ответ чемберлену на вопрос «не скучно ли тебе одному в путешествии» не удался - званые потенциальные компаньоны долго взвешивали про и контра, а тут и билеты закончились, свой получил только настойчивым штурмом сотрудницы офиса авиакомпании. После восьми дней в скандинавии в течение месяца пребывал в невозмутимо положительном настроении - все приготовления-бронирования состоялись в последний момент. Практические советы – отелей в афинах пруд-пруди вопрос только в качестве сервиса и расположении, иногда под три звезды маскируются обычные хостелы с минимумом услуг на грязной неосвещенной улице, а первоклассные брендовые могут соседствовать с развалюхами, заваленными мусором – в этом случае отзывы в интернете только негативно вас настроят – по собственному опыту знаю, что никогда не пишу хвалебных откликов, но как подмывает накрапать какую мерзость, когда все из рук вон. Моя рекомендация – смотрите частные варианты в плаке на склоне акрополя и в монастираки, если не успели – по улицам амалиас и сингру, прилегающим к национальным садам, далее - приоритет площади омония, от которой лучами отходят восемь дорог. Будьте внимательны – триста метров от омонии – мрак и ужас, темные закоулки, обещающие массу неприятных приключений, как мне сказала знающая подруга «ну и что, что там много чернокожих эмигрантов, зато там всегда есть полиция и метро близко» - это реальный аргумент, к которому стоит прислушаться. Из парадосков – в афинах центр забит нелегалами и грязью, а успешные и яркие районы находятся на удалении от центральной площади синтагма (курортная глифада – трамваем на юго-восток по побереью, самый близкий - колонаки - на склоне ликавиттоса, буржуазным объявлен неопсихико, любителям дорогих покупок, мишленовских ресторанов, роскошных особняков путь в кифиссию на север, в халандри - кондитерские, к ним совершенно просто добраться на метро, самом удобном виде транспорта в греческой столице (разовый проезд – восемьдесят евроцентов, дневной билет на все виды городского транспорта – три евро, достаточно дешево по сравнению с европейскими столицами, тем более – северными). Метрополитен (аттика метро) в афинах имеет понятную систему, состоит из трех веток наподобие киевского, пересекающихся в центре города, та, которая идет от севера и олимпийского стадиона к порту пирей, является видом городской электрички с рыжими вагонами, по непонятной мне причине не разрешается их фотографировать, на остальных двух носятся по извилистым туннелям металлического цвета составы-кишки, замечу, удивительно тихо, но резко разгоняясь и тормозя. Соперничать в скорости с ними может городской трамвай, в стремительности перемещения проигрывающий разве что венскому, у него настолько низкая посадка на рельсы, что он кажется впаянным в серый асфальт. Станции объявляются на греческом «эупоимно стаси нумизматокопеу» и на английском, потому потеряться сложно, в аттика метро широкие, как в швеции, платформы, творческий подход к оформлению станций резко контрастирует с расположенными на поверхностями трехтысячелетними древностями и полувековыми цементными хибарами, ощущение, что в общем бардаке греки при нужном нажиме умеют все сделать четко и быстро, лично видел, как строили дополнительное полотно, а пространство между шпалами заливали смесью, подаваемой по рукаву. Синяя, самая длинная ветка, огибает гору имитос, подковой уходит к аэропорту – «аэродромио элефтериос венизелос», новому, построенному специально к олимпийским играм, забитому, как хитроу - бритишами, самолетами эгейских авиалиний, которые внешне напоминают старые советские тушки, он ничем не примечателен кроме того, что две взлетные полосы соединены мостом, проходящим над магистралью – по нему прокатывается каждый самолет. Система тарифов предлагает гибкие форматы билетов - от разового до годового, я воспользовался трехневным туристическим за пятнадцать евро, который влючает в течение семидесяти двух часов проезд в аэропорт и обратно (двенадцать евро) и возможность всмерть укататься на любом виде внутригородского. Турникеты на входе в метро напоминают венские – пара железяк и регистрирующие коробочки, в щель которых неоходимо вставить билет для регистрации первого проезда, от которого отсчитывается срок действия билета, за оплошность и забывчивость можно поплатиться шестьюдесятью евро. Перемещение мне еще оттого казалось легким, что на плече была только полотняная сумка с телефоном, фотоаппаратом, свитром и документами – все остальное успешно улетело в соседнюю турецкую страну. Подобный казус со мной впервые, в третий день, отправляясь на самолет, испытавал постоянное ощущение, что забыл что-либо, потому что любое прощание с городом проходит параллельно с перетаскиванием потяжелевшего саквояжа с подарками, а тут – выпил кофе с пирожным в трендовом колонаки, почитал почту в телефоне и налегке - вперед. Стоит благодарить – свисспорт внимательно зарегистрировал пропажу и пообещал обо всем сообщать, не в пример самым ужасным авиалиниям родной страны (в очередной раз зафиксировал потерю в виде парфюма на пути в москву). Соглашусь, что это грех служб аэропорта, но из багажа люфтганзы или бритишей не станут забирать мелочи, потому что чревато. Знакомство с гречанками произошло именно во время жалобы о потере – крашеная огненным длинноволосая и зрелая, она заставила улыбнуться, когда на отторгаемое официальное имя дмытро уточнила - «это как наш димитрис», боже-боже, да – ваш. Отмечу, что звонили мне дважды из афинского аэропорта уже после моего прилета домой – интересовались, смог ли найти багаж, ценю. Итак, после устаканивания обозначенных внезапно возникших вопросов, разместился в вагоне метро, наблюдая непривычно бедную коричневую землю, отмеченную оливами и лавровыми кустами, параллельно обдумывал, как выкручиваться из ситуации, ставшей внезапно приближенной к походной. А вокруг необычно мягкая греческая речь, непривычные названия станций – эвангелизмос, панормоу, ампелокипи, халандри и панепистимио, а на монастираки нависают задние окна кухонь кафе, вокруг мягкий запах южных деревьев – после пересадки выскакиваю на омонии, ожидая увидеть исчадие из темнокожих эмигрантов. Пиреос, дом один и два заняты отелями сети классикал, жалоб в сети много, но они на сайте люфтганзы вместе с мариоттами и хилтонами, потому доверился, тем более, что окна обещали выходить на площадь. В случае афин нет смысла заказывать завтрак в отеле, с утра выпить кофе с булкой можно на каждом углу - город просыпается очень рано, банки работают с восьми до трех, зайдя на почту в четверть девятого отправить открытку, был уже тридцатым в очереди – терпения не хватит. Многого от отеля не ждал, потому что греки могут жить в любых условиях: с окнами, выходящими на внутренний двор с орущими подозрительными лицами или на шахту дома с коммуникациями (таким оказался мой первый номер на втором этаже отеля), но принимать пищу – всегда только в самых удобных условиях. Вечером, будучи довольным после прогулки и сытного приятного ужина, смог без доплат и ссор переселиться на седьмой этаж в номер с панорамным окном и балконом на улицу пиреос и площадь омония, непонятно, какой прок в окнах в ванной, но вечером среди бетонных коробок, торчащих ввысь антеннами, я усмотрел освещенный холм акрополя, что было чистым везением. В городе никаким скандинавским спокойствием не пахло – гудящая площадь, торговцы бубликами и сдобными кругляшами в сахарной пудре и кунжуте, здания неухоженные, каким-то чудом урвали в цокольный этаж брендовые магазины, перемежающиеся с лавчонками дешевого барахла и отделениями банков. Большая часть тротуаров выложена плиткой, брошенный мусор, разваленный дом, обилие деловых зданий в металлических фасадах с немытыми окнами в подтеках и в шахматном порядке торчащими кондиционерами, на ступеньках засыпающий над стаканом кофе одурманенный балбес, руки тянутся к фотоаппарату – показать – смотрите, этот бардак, вопящее движение – вот она эллада, мимо политехники с протестующими против непонятного мне чего-то активистами бреду к археологическому музею. Стоит потраченного времени, в нем кроме японо-корейцев с многогигабайтными картами памяти в громоздких камерах, стремящихся снимками поглотить все экспонаты (стратегия прослеживается в каждой стране и музее, где бывал), каменные тела, которым две с половиной тысячи лет, переданные с фотографической точностью, амфоры, по которым вспоминаются уроки истории в школе, афина мраморная, словно бы из кости, маска агамемнона из золота (микенское искусство, XVI столетие до рождества), тонкой работы лавровые венки из вечного металла, ощущаешь, насколько далеки друг от друга по уровню развития были империи здешняя и северных народов. Во внутреннем саду лимонные деревья и лавровые, листья кажутся на солнце серебряными, на парадной лестнице перед музеем - молодежь, а в пасмурном небе развевается полосатый сине-белый флаг. С погодой могло повезти больше – половину поездки хмурилось и пыталось проливаться, во вторую - к коже липло яркое солнце. По улице панепистимиу шагаю к знаменитой архитектурной троице девятнадцатого столетия рук датских архитекторов хансенов: университет, академия, национальная библиотека - основательные сооружения, академия считается примером греческого стиля, а библиотека, кажется, последнюю сотню лет не менялась – деревянные столы, прозрачные панели на потолке со следами грязи, вращающиеся вентиляторы, по конфигурации памятные мне по гастроному из детства, они не столько освежали, сколько разгоняли мух над томящимися в жестяных банках иваси, алфавитные ящички с карточками книг (каталогос эллиникос титлон). А на площади, где заканчивается изогнутая парадная лестница библиотеки, толпятся чернокожие, африканской породы, торгующие вуиттоном и гуччи по оптовой цене, как открытая язва капиталистического общества, контрастируют на фоне шлифованных мраморных плит – еще один аргумент против брендовых роскошных покупок, к первому можно отнести продавцов магазинов одежды на улице двадцать восьмого октября – пузатых мужиков в футболках, стоящих у входа, переговаривающихся с коллегами из соседних – многое кажется неопрятным, хотя это обманчивое впечатление и моя непривычка к южному способу подать товар лицом. Для размеренного процесса недешевых покупок – на улице стадиу, идущей к площади синтагма – расположился аттика молл. Я в самом центре города, готовящегося к выборам парламентским, обещали беспорядки, которые часто устраивает радикально настроенная молодежь, желающая быть услышанной. На синтагма-платц фасадом смотрит рыжевато-кремовое здание законодательного органа, в основании которого – могила неизвестному солдату, у нее в почетном карауле пара стройных гвардейцев-эвзонов. Традиционная форма отличается в будние и выходные дни, в последние – более легкая и светлая, заметно, как они покачиваются, с ними полно охочих фотографироваться, ждать смены долго не приходится - каждый час к троице приходят разводящий и пара свежих гвардейцев. Для спасения от дождя и солнца – у поста каждого белая будка с бело-синим полосатым навесиком, после принятия пришедшими стандартной позиции наблюдающие за порядком солдаты поправляют по-братски аккуратно длинные кисти до пояса на вишневого цвета беретах, на автоматах красный ремень, примечательные башмаки, как у старика хоттабыча в сказке, с бубонами и загнутыми кверху носками, полы верхней одежды высокие, а ноги в белых плотных чулках-гамашах (не рискну точно определить). Предусмотренная церемониалом форма ходьбы – с шарканием подошвами по асфальту или мраморным плитам, с зависанием поднятной ноги, вовсе без чеканки, какое-то несерьезное представление под стрекот цикад в кустах, вечером их не слышно, а днем при их оре думаешь - повернусь, а там – море и никакого делового потока. Рядом предприимчивый торгаш втюхивает пакетики с семечками для кормления ненавистных мне голубей. Время тянется к третьему часу пополудни, суббота, скоро вовсе закроются любые официальные заведения, а мне следует забрать билеты на завтрашний утренний катер на остров гидра. Под накрапывающим дождем по амалиас тороплюсь мимо красивой старой православной церкви, выстроенной по законам греко-католической, все остальные дороги ведут только к акрополю. По улице ареопагиту выше и выше – здесь недавно открылся музей акрополя – до нового года вход символический – один евро. Что меня поражало в афинах – при очень резком перепаде высот ты очень легко и быстро перемещаешься с одного уровня на другой, высоту, на которой находится парфенон ощущаешь только спустившись к агоре практически мигом. После дождя мраморные плиты становятся скользкими, они круто поднимаются, завлекая все выше и выше. Вход в архитектурный комплекс акрополя – через пропилеи, кроме самого парфенона смотрите эрехтейон с портиком кариатид (недавно на московской биеннале видел его, точно переданным на стене при помощи клейкой ленты-скотча), по территории свойски шастают бездомные акропольские собаки, позволяют себя гладить и ложатся поперек ступеней, заставляя туристов лавировать, чтобы их не тревожить, а в туалете на внутренней дверце кабинки выведен десятизначный телефонный номер олимпиакоса, как он пишет маркером – двадцатисемилетнего серьезного, честного гомосексуалиста, находящегося в поиске порядочного «€man» практически любого возраста, во втором случае лирики меньше – пятьдесят евро за ночь, иной состав воздуха в краю кипарисов и эвкалиптов диктует отличные записи от родных звучного «х*й» или шовинистического бреда. С вершины акрополя виден саронический залив, у самого подножия - театр диониса, вдалеке - поросший плотно зеленью холм филопаппоса, по другую сторону - древняя агора, спускающаяся к мекке чревоугодников - монастираки, ожидаемо волнующееся бесконечное белое полотно непримечательных однотипных зданий, настолько плотно стоящих друг к другу, что различить улицы достаточно сложно. Барельефы парфенона в большем количестве, чем они остались на акрополе, видел в британском музее лондона. Поблизости – башня ветров, оставшиеся части библиотеки адриана, все это уже в популярном районе монастираки, церкви превалирующе греко-каталические с крепким стеариновым запахом внутри, слабо освещенные, оттого кажущиеся еще более тесными. С ареопага-скалы парочки рассматривают северные районы города, покуривая, прижимаясь друг к другу. Так выходит, что часто мой взгляд случайно выхватывает именно тех, кто мне интересен – в этом случае пара и брошенная фраза «смотри, чего ты еще можешь желать», какие-то гриновские алые паруса в переносе с берега финского мелкого залива на саронический архипелаг. Четверть часа – и по крутым ступеням ты на римской агоре с достойным соперником парфенону (именно в этой части агоры хотелось задержаться и присесть на лавку) - тезейон, в честь гефеста и афины, наиболее хорошо сохранившееся культовое здание античного периода, две с половиной тысячи лет в прошлое, а за решетчатой границей агоры торопятся рыжие электрички зеленой ветки метрополитена, а через пути – монастираки и плака теснятся рыжими двухэтажными зданьицами, звенят бокалами с легким белым вином, столовыми приборами, разрезающими сочный сувлаки с овощами, манят кофейным лассо к напитку, разливаемому в керамические чашки-наперстки. Все фонит разночинными эмоциями так, что не сходятся в головоломке античность и быстрое сегодня, роскошный мрамор лестниц и черная нищета, смотрящая контастными бело-желтыми глазными яблоками с африканских лиц. Уютные ресторанчики ютятся в зданиях, у входа, на ступенях, под мелким дождем субботним вечером мимо гастрономически оргазмирующих едоков проходят торжественно пары, одетые в черно-белое, греки по умению носить черный костюм перещеголяют соседей с аппенинской пенинсулы. В восемь смеркается, улицы одеваются в огни, а некоторые соседние становятся неприлично мрачными закоулками, на синтагме в динамике кричит претендент на победу в парламентских выборах, обещая «нео демократиа», у дворца законодателей тенями маршируют эвзоны, выхватываемые вспышками их сумрака на фоне желтовато-песочной стены с могилой неизвестного солдата. Рядом колоритная троица парней ждет кого-то, предвкушая бурное продолжение, припозднившиеся с прилетом туристы выходят на первый осмотр главных достопримечательностей, гранд бретань отель окнами смотрит на зажегшийся акрополь, на вершине ликаввитоса белеет собор святого геория, в метро - биток молодежи, на омонии огни, шум автомобильного движения, встречаюсь взглядом с молодым человеком, он бросает слово – может быть, это именно тот торговец, о каких так много пишут, который может мне продать порошок. Уже с балкона моего номера замечаю, что некоторые окна в доме напротив вовсе не спят, трафик не прекратится, от него не спасает плотно закрытое окно, а завтра утром все эти белые коробки накроет розовый мягкий рассвет.